Записки хроноскописта - Страница 80

Ждать для нас, впрочем, не означало сидеть сложа руки: дела всякого рода всплывали постоянно, хотя нас перестал беспокоить Рогачев. Это случилось после того, как мы отказались использовать хроноскоп для расследования административной неурядицы, некогда происшедшей в институте. Я думал, что Рогачев перестанет со мной здороваться, но он все-таки кивает при встрече.

И потом, не забывайте о Пете Скворушкине. Из Ленинграда он вернулся раздосадованный тем, что венецианскую вазу, о которой говорил на Кавказе Брагинцев, отправили вместе с передвижной выставкой из Эрмитажа в Музей изобразительных искусств, то есть из Ленинграда в Москву. И Петя, таким образом, зря проездил, а он не желал терять ни одного дня.

Нас Петя намеревался затащить прямо на вернисаж, но мифический хостинский клад мало волновал нас с Березкиным. Однако дня через два позвонил Брагинцев и от своего имени попросил посмотреть венецианскую вазу. Я понимал, что звонок, так сказать, инспирирован неугомонным Петей, но отклонить просьбу Брагинцева счел неудобным и согласился.

Брагинцев и Петя ждали нас в палисаднике, у серых колонн, и сразу же провели в зал, где была выставлена ваза.

— Вот, смотрите, — полушепотом сказал Петя. — Разве не удивительное совпадение?

Филигранного стекла, зеленоватая, с введенными внутрь белыми нитями и темными декоративными трещинками-кракле в верхней и нижней части, ваза действительно повторяла сюжет амфоры, поднятой со дна моря. Опытная рука мастера с острова Мурано выписала молочными нитями и стоящего во весь рост человека, и сидящего напротив него, и летящую к нему перечеркнутую восьмерку, и строку, и «план» замка…

— И надпись тоже на картули эна, шрифт мхедрули? — чуть улыбнувшись, спросил я.

— Не совсем, — ответил за Петю Брагинцев. — Венецианский мастер не знал грузинского алфавита, не понимал смысла фразы и допустил искажения.

— Значит, он механически перенес на стекло и написанную заказчиком фразу, и придуманный им сюжет?

— Это наиболее вероятное предположение.

— А заказчиком был кто-то из торгового дома Хачапуридзе…

— А посредником — кто-то из торгового дома Джолитти.

Мы с Брагинцевым посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Вот видите, как все складно получается! — с восторгом сказал Петя. — А я уже навел справки…

— О взаимоотношениях торговых домов? — перебил я.

— Нет, о прежнем хозяине вазы. Раньше она принадлежала грузинскому царю Вахтангу Шестому, эмигрировавшему в Москву при Петре Первом. Наверное, его потомки преподнесли вазу какому-нибудь нашему царю или царице, и после революции она оказалась в Эрмитаже.

— Вахтанг Шестой, — повторил я. — Это после его эмиграции разрослась грузинская колония в Москве. Малые Грузины, Большие Грузины…

— Да, да! — радостно подтвердил Петя. — А Багратион — его прямой потомок!

— На Кавказе вы говорили, — повернулся я к Брагинцеву, — что ваза датируется концом шестнадцатого столетия?

— У специалистов это не вызывает никакого сомнения. Ко времени царствования Петра Первого в России производство венецианского стекла пришло в упадок. Но разрыв во времени не должен вас смущать.

— Он и не смущает меня. Ваза могла сколь угодно долго находиться у предков Вахтанга. Но скажите, почему вас заинтересовало совпадение сюжетов? Я понимаю Петю — Пете нужен клад…

— Клад всем нужен, — сказал Петя.

— Я прочитал вашу книгу о хроноскопии и понял, что хроноскоп мог бы определить, есть ли схожесть в написании строки на амфоре и на вазе, — почему-то Брагинцев предпочел не отвечать прямо на мой вопрос. — Ведь и в том, и в другом случае мастера переносили на глину или стекло рукописную строку.

— Это несложно, — сказал молчавший до сих пор Березкин. — Пустяковое дело…

— Не могли бы вы быть настолько любезны…

— Могли бы, — сказал Березкин. — Но как заполучить вазу в институт?

— Я надеюсь, что вечером, после закрытия музея, директор разрешит вынести ее.

Березкин недоверчиво хмыкнул.

— Если вы берете это на себя…

— Да, конечно.

— Значит, вы подвергнете хроноскопии мою амфору? — еще не веря своим ушам спросил Петя.

— Придется.

— Но не одну же строчку! — Петя темпераментно взмахнул руками. — И план крепости тоже!

— Там видно будет, — уклончиво ответил Березкин, но я про себя решил, что теперь нам придется уступить Пете.

— Нет, обещайте мне!

— Обещаем, — сказал я. — Раз уж вы притащите амфору в институт…

Петя хлопнул в ладоши и заявил, что немедленно отправится к археологам.

Мы не стали его удерживать, и самим нам уже нечего было делать у вазы. Брагинцев решил, не откладывая, зайти к директору, его хорошему знакомому, а мы с Березкиным прошлись по «итальянскому дворику», по египетскому залу, поднялись на второй этаж к древнегреческим атлетам, к которым я ходил в детстве, чтобы сравнить свою мальчишескую мускулатуру с мускулатурой «кулачного бойца» или «дискобола». Они так и остались для меня недосягаемым идеалом.

Глава седьмая,

в которой мы занимаемся хроноскопией венецианской вазы и поднятой со дна моря амфоры; как станет ясно из последующего изложения, дело вовсе не ограничилось анализом двух надписей, сделанных на картули эна шрифтом мхедрули

Из Музея изобразительных искусств мы с Березкиным поехали ко мне домой.